С чувством личной приязни.

Нескладная, в общем-то, фраза «я такую личную неприязнь испытываю...», которую произносит Фрунзик Мкртчян в фильме «Мимино», мгновенно стала крылатой. Большущий нос, грустные глаза и смешной акцент — на советском экране Мкртчян выглядел белой вороной, но зрителю нравился. А маститые режиссеры — Леонид Гайдай и Алла Сурикова, Георгий Данелия и Ролан Быков — приглашали актера в свои лучшие фильмы. На родине, в Армении, он при жизни стал легендой. Фрунзику даже придумали второе имя — Мгер, что означало «солнечный», «светлый». Но это радостное имя не принесло ему счастья.
Фрунзик Мкртчян родился и вырос в Ленинакане. В раннем детстве совсем не говорил по-русски. «Язык межнационального общения» осваивал преимущественно на улице: в закрытом городе служили русские солдаты. Родители актера всю жизнь трудились на местном текстильном комбинате. Фрунзик был старшим ребенком в многодетной семье.
— После войны нашего отца осудили на 10 лет — за кражу семи метров бязи на комбинате, — рассказывает родной брат актера, режиссер Альберт Мкртчян. — Несколько лет он работал на лесоповале в Нижнем Тагиле. После смерти Сталина его освободили досрочно. Отец был человеком жестким и принципиальным. Он не мог представить, что его сын будет актером. Хотел, чтобы Фрунз выучился на художника. Заставлял брата рисовать, и, надо сказать, у него неплохо получалось. Как-то Фрунз прогулял занятия в художественной студии, за это отец отхлестал его железной линейкой по пальцам.
С детства брата тянуло к театру. Ему было всего 10 лет, когда он оборудовал в подъезде жилого дома на втором этаже нечто вроде сцены с занавесом. Сначала выступал перед детьми, а потом и взрослые стали ходить на его «спектакли». Фрунз выдумывал сказки, какие-то истории, фантазия у него была богатейшая.
Первые уроки актерского мастерства подросток брал в клубе текстильного комбината. На его сцене сыграл первые настоящие роли. В свободное время помогал механику крутить фильмы и десятки раз пересматривал «Чапаева». Отец по-прежнему косо смотрел на увлечение сына.
— Однажды прямо во время спектакля с участием Фрунза в зрительный зал пришел отец. Все замерли: ждали, какая последует реакция. Отец постоял у авансцены, посмотрел на сына, потом тихо вышел. В этот день он поздно вернулся домой и лег спать в ногах у Фрунза. Таким образом он выразил свое одобрение. Думаю, тогда отец впервые осознал, что его сын — талантливый актер. Через много лет я рассказал эту историю в своем фильме «Танго нашего детства», где сыграл брат.
В Ереванский театральный институт им. Сундукяна талантливого провинциала приняли без экзаменов, сразу на второй курс.
— Моя дружба с Мкртчяном началась в институте, — вспоминает друг актера Сосо Саркисян. — Нас сразу потянуло друг к другу — наверное, потому, что многое объединяло: тяжелое детство, любовь к театру. Мы были единомышленниками. Фрунзик оказался очень плохим студентом. Его мало интересовали предметы, не имеющие отношения к театру. Зато в актерском мастерстве он блистал. Диплом Фрунз так и не защитил. Он был полностью погружен в театр, много работал на сцене.
Когда я заводил разговоры о защите, отшучивался: «Зачем защищаться? Мне даже деньги не нужны. В такси сажусь — с меня денег не берут, иду на рынок — то же самое».
После «Кавказской пленницы» и «Мимино» Мкртчяна стали узнавать не только ереванцы, но и москвичи.
— Фрунзик очень полюбил Москву, — рассказывает Альберт Мкртчян. — Как-то он уговорил меня поехать на метро в час пик. Как только Фрунзика заметили, весь вагон стал ему аплодировать. На следующей остановке мы вышли. И так было везде. На пляже в Сухуми брат сделал из песка фигуру женщины — тут же появился человек с фотоаппаратом и начал его снимать.
По словам брата, Мкртчян поначалу сомневался, сниматься ли у Данелия:
— Мне пришлось его уговаривать: «Данелия нельзя отказывать, это великий режиссер».
На съемочной площадке фильма «Не горюй!» актер познакомился с другим любимцем публики — Вахтангом Кикабидзе.
— Я увидел его и засмеялся, — вспоминает Вахтанг Константинович. — Настолько Фрунз был смешным и обаятельным. И в то же время у Мкртчяна был очень своеобразный юмор, не каждый его понимал. За всю жизнь я встретил всего двоих людей с таким юмором, вторым был Юрий Никулин. В фильмах, в том числе и в «Мимино», Мкртчян говорил точно так же, как и в жизни — по-русски он объяснялся довольно коряво. Но все же Мкртчян — очень большой актер, список его ролей мог быть гораздо шире. Но Фрунз даже не думал о переезде в Москву — знал, что не имеет права оставить Армению, ведь на родине его считали национальным героем. У нас были очень теплые отношения. Как-то Фрунз приехал в Тбилиси: о нем делали документальный фильм, и нужно было снять сцену нашей беседы в ресторане. А я тогда так тяжело болел, что ничего об этой встрече в памяти не сохранилось. Только лет через шесть случайно посмотрел пленку и заметил, что во время разговора Фрунз гладил меня по шеке.
— Как-то мы с Фрунзиком ехали на съемки в город Иджеван, на севере Армении, — делится Сосо Саркисян. — Вдруг Фрунзик свернул с дороги и остановил свою «Волгу» возле элитарного ресторана «Ахтамар». Я пытался ему объяснить, что мы опаздываем, некогда рассиживаться. Но Фрунзик подозвал официанта и говорит: «Несите все самое лучшее». Тарелками и бутылками заставили весь стол. Я был в ужасе: «Ты с ума сошел! Кто все это будет есть?» А он говорит: «Сосо, помнишь наши голодные студенческие годы? Давай же теперь выпьем и закусим как следует!» В общем, мы здорово провели этот день, хотя съемки, конечно, провалили. Несколько раз к нашему столику пытались подойти его поклонники с бутылками шампанского, но он их просил: «Пожалуйста, сегодня любите меня на расстоянии!»
Фрунзик непрерывно рисовал портреты людей, с которыми общался, но относился к своему творчеству беспечно: ни один его рисунок не сохранился. С ним было
интересно ходить по выставкам — он многое знал о картинах. Очень любил водить машину, но мало что понимал в этом деле. Однажды еле-еле тащились на его новенькой «Волге», я ему посоветовал: «Нажми на газ!», а он мне: «Ты не понимаешь, она новая, еще не раскаталась». И вдруг из машины пошел дым, что-то загорелось. Оказывается, Фрунзик не отпустил ручной тормоз.
— Брат всегда был душой любой компании, — вспоминает Альберт Мкртчян. — Хорошо пел, придумывал разные истории, над которыми все смеялись. Очень любил свой дом. Из-за границы привозил сыну и дочери горы игрушек. Но возился с ними больше детей. Какая-нибудь лающая собачка вызывала у него восторг — он ломал игрушку, чтобы посмотреть, как она устроена.
Фрунзик дважды был женат — оба раза на актрисах и оба раза неудачно. Первая жена много лет страдает нервным расстройством и до сих пор находится в спецбольнице. Со второй Мкртчян развелся, после чего она эмигрировала в Америку. Двоих детей актера уже нет на свете. Дочь погибла в автокатастрофе в Аргентине — в эту страну она переехала вместе с мужем. Ненадолго пережил Мкртчяна и его горячо любимый, но тяжело больной сын.
— Личная жизнь Фрунзика была трагична от и до, — рассказывает Сос Саркисян. — Дочь не забывала отца, писала ему, но его любимцем все же был сын. Его возили на лечение в Париж, в лучшую клинику, но французские доктора не помогли — после этой поездки была потеряна последняя надежда. И хотя внешне Фрунз не изменился, неудачные женитьбы и болезнь сына его сломили. Он утратил оптимизм и веру в жизнь, которыми отличался в юности, стал чаше пить. Думаю, он не хотел жить. Горько, но действительность переборола этого светлого, радостного человека.
После развода с женой Мкртчян поселился в однокомнатной квартирке, куда редко заглядывало солнце, а на предложения друзей выбить большую жилплощадь только отмахивался. Ему это было не нужно. Отказывался он и от съемок в кино — ради театра в Ереване, который был построен по инициативе Мкртчяна и назван его именем. В последние годы очень редко бывал в любимой Москве.
— В начале девяностых мы еле перебивались, — вспоминает Альберт Мкртчян. — Денег на билеты до Москвы не было ни у кого, и у Фрунзика в том числе.
На сцене своего театра актер успел сыграть всего одну роль. В декабре 93-го Мкртчян умер от инфаркта. Ему было всего 63...

Надежда Келлер
(Арт-мозаика, №51/2003)