Рассказывает Фрунзик Мкртчян
“ЧТО ТАКОЕ ПАТРИОТИЗМ?”
- Я был за границей и в молодые, и в зрелые годы. То, что в 30 лет не остался там, наверное, преступление. Должен был остаться. Ведь деньги, заработанные на моем искусстве, мне-то в руки не попадали. Место для талантливых людей было в Америке, а у нас — для посредственностей, которые счастливо жили. В те годы ни одна бездарь не пострадала. Звания, премии, машина, дача как знаки отличия для таланта были унизительны. Звание чуточку давало возможность чувствовать себя лучше, не быть, скажем, изгнанным из театра...
Но сейчас талант будет нарасхват, даже 5-12-летний талантливый ребенок, потому что он будет денег стоить. Будет нужен продюсеру. А раньше кто был продюсер? ЦК и прочие. У таланта будут телохранители.
А что такое патриотизм?.. Это дело. Это не слова. Нельзя говорить я — армянин или мы — хорошие. (Смеется.)
Это же неудобно. Патриотизм... — место, камни, язык. Место определило этот язык, этот характер... За границу я ездил уже зрелым человеком, популярным артистом. А за рубежом ведь очень не любят, когда знаменитый человек покидает родину — о нем нелестно отзываются. К приезду простых смертных относятся снисходительнее — приехал хлеба ради, ну и бог с ним. А знаменитость разве не знает, что она принадлежит не себе, а народу? Не получила звание депутата, обиделась и приехала? Вот как они рассуждают. Я спрашивал: “А что будет, если я, допустим, останусь в Лос-Анджелесе?” Мне отвечали: “На следующий же день никто не придет на твои выступления”. — “Почему?” — “А потому, что мы любим тебя, потому что ты там, вся нация там. Тебя оттуда должен вызвать немец, француз, и это делает тебе честь...”
Рассказ Фрунзика Мкртчяна записала К.Халатова
“СОЛЕЙ” ПО-ФРАНЦУЗСКИ “СОЛНЦЕ”
Я был в Монреале на съемках и жил в гостинице “Холидей”. За мной обычно заезжала машина и отвозила на съемки. Однажды пришлось ехать обратно в гостиницу на такси. Монреальские таксисты — народ словоохотливый, говорят на английском, французском. Предпочитают последний.
Адрес я хорошо знал и назвал его таксисту. “О’кей!” — произнес молодой симпатичный таксист с бородой. Он повернулся ко мне и что-то сказал. (Мгер выговаривает абракадабру на французский лад.)
Надо ему ответить, и не важно, что я не знаю языка. Главное — поддержать тон разговора, подладиться к его легкой интонации. И я ответил (абракадабра с французской интонацией).
Потом он что-то всерьез сказал, и я вторю настроению его фразы (французская абракадабра).
Потом мы проезжаем мимо симпатичной девушки, которая шагает по тротуару. Таксист привлекает к ней мое внимание и смеется. Я понял и тоже перешел на игриво-восторженные нотки (абракадабра по-французски). Кое-что произнес ему на ухо, как мужчина мужчине. Я на одной волне с его сердцем говорил.
Едем. Солнце засияло вовсю. Я слышу от таксиста одно из немногих знакомых мне слов: “Солей” — солнце. Значит, погода чудная, дождя не будет. Я тоже довольно растягиваю: “Солей!”
Ох-ох! Это мы устали. Чувствую, я пришелся ему по душе. И спрашивает он: “Мехико?” Ага, мексиканец, значит. Нет, говорю, Армения. “Армения? Какая?” Советик, говорю. Взгрустнул, бедняга: а, советик... А профессия? Артист, артист! Шутик, шутик (съемка, значит, это слово у меня от “Али-бабы” осталось). Театр, театр, грос артист (большой, стало быть) — это, чтоб он обрадовался. А, Армения, радостно воскликнул таксист, грос артист... Советик Армения. И все тише: Армения... Грос... Артистик советик Армения... Ну да, говорю.
“Мгер Мкртчян, ты?!” (с западноармянской интонацией). “Да, я! Что же ты сразу не заговорил, чудак! У меня уже сил нет выкручиваться по-французски!” — “Ты говоришь, я тебе и отвечаю!” (таксист перешел на армянский язык).
Да, выяснилось, что монреальский таксист — армянин. Я пригласил его в театр. Нет, сказал, я дашнак. А если приглашают рамкавары, то не имею права идти. Вы смеетесь. А это грустная история, история целой нации.
Рассказ Фрунзика Мкртчяна записала К.Халатова
ОТ ОДЕССЫ ДО БОСТОНА - ПУТЬ В ПЯТЬ ЛЕТ
Как-то во время съемок в Одессе ко мне подошел молодой усатый армянин, назвался Рубиком. Он был слегка навеселе, пригласил в ресторан. Угощал меня, потратился. Я поинтересовался, а что он делает в Одессе? Тот рассказал, что у него здесь забегаловка, где он готовит и продает кебаб... Наутро я просыпаюсь в гостинице и вижу - нет моих часов “Ориент” и парня Рубика тоже не видно. Поинтересовался у дежурной, не заходил ли ко мне парень по имени Рубик. Оказалось, заглядывал он ко мне утром, а потом исчез.
Съемки продолжались еще два-три месяца, но владелец кебабной так больше и не появился. Этот и смешной, и грустный случай произошел лет пять назад, а еще один — совершенно недавно. Я выступал с гастролями в Бостоне, и местные армяне после каждого спектакля устраивали банкеты для своих соотечественников, на которых мужчины красовались в смокингах, а дамы были богато разодеты. Обычно для тамошнего зрителя стараешься играть особенно хорошо: во-первых, за границей через каждые пять дней получаешь по пять тысяч долларов в конверте, во-вторых, не хочется ударить лицом в грязь, ведь благодаря хорошей игре артистов-соотечественников армяне гордятся своей нацией перед иностранцами.
На банкете я обратил внимание на симпатичную, нарядно разодетую супружескую пару, познакомился с ними. Когда заиграла мелодия белого танго, жена пригласила меня на танец, после которого я подвел ее к мужу и, извинившись, отошел от них. Чуть попозже, отправившись в туалет, я застал супругов в коридоре. Он подошел ко мне и сказал:
— Я знаю, ты утром уезжаешь. С нами ничего нет, чтобы подарить тебе на память. Вот моя жена хочет подарить твоей жене свою цепочку с Нефертити и просила передать тебе. Я стал отнекиваться, он настоял на своем и еще достал из кармана часы на цепочке из белого золота, было видно, что вещь антикварная.
— А это, — говорит, — тебе от меня на память.
— Ну что ты! Не надо!
Он заставил взять подарок, мы попрощались. Когда я отвернулся, направившись к туалету, он вдруг окликнул:
— Мгер! Гляди. А вот твой “Ориент”!
— Рубик! — крикнул я.
Это был тот самый одесский Рубик. Мы обнялись, расчувствовавшись. И вот что он рассказал. Не было у Рубика никакой кебабной, и денег тоже. Его жена связалась с каким-то мужчиной, и тогда он все бросил в Ереване, прихватил немного денег и подался в Одессу, к другу. Он предложил Рубику работать грузчиком на пароходе, на котором потом переправился бы за границу, спрятавшись в мешке. Однако как раз перед самым отплытием Рубик пропил со мной свои деньги.
— А наутро, — рассказал Рубик, — я пришел с тобой проститься. Но ты так сладко спал, что не хотелось тебя будить. Увидев “Ориент”, я решил взять его вместо автографа. Мир тесен, я бы рано или поздно встретил тебя и отблагодарил...
Рубик немало настрадался, пока не обосновался в Бостоне, у него наладились дела. Вскоре женился на этой прекрасной даме, отец которой был богатым человеком, владельцем завода. Я попросил его вернуть “Ориент”. Но Рубик сказал: “Не отдам, ни за что!”
Рассказ Фрунзика Мкртчяна записала К.Халатова